— Мне тоже хочется в это верить, — отозвалась девушка. — Очень хочется.

Глава 27

Пора.

Подготовка к поездке шла полным ходом, но Марианна в ней участия не принимала. Ещё бы — зачем? Ей полагается сидеть у себя и соблюдать этикет; на этом её полномочия кончаются.

Интересно, кого он в ней видит? Беспомощную принцессу, которая никогда не будет готова к самостоятельному правлению? Назойливое приложение к трону? Свою правнучку, не оправдавшую надежд?

Пора. Родион сказал не торопить события, но и не медлить; ей нужно напроситься с Люцием в ближайшую же его поездку. Подать оттуда сигнал он не сможет, значит, действовать придётся самостоятельно. Что делать, она знает; Родион надеется на неё.

А впрочем, не плевать ли на Родиона? Она делает это не ради сомнительных планов малоизвестного ей старика, а ради себя, своей страны и всего, что она знала. Ради того, чтобы жизнь если и не вернулась бы в прежнее русло, то, по крайней мере, максимально к нему приблизилась.

Глубоко вздохнув, Марианна распахнула двери своих покоев — и вышла наружу.

Пора.

Решать несколько задач сразу — не самое простое занятие, но он и не был тем, кто привык к лёгким решениям. Если ситуация в стране требует его присутствия и там, и здесь — значит, он будет ездить туда-сюда хоть каждый день.

Император стоял у окна, но смотрел он вовсе не на осквернённую столицу. Его взгляд безостановочно ползал по карте, даже не с какой-то конкретной целью, а просто… потому что это давало ему ощущение контроля.

Это — его земля. И это — его. Это — скоро будет его землёй; временная задержка не должна быть очень долгой. После всех тех лет в гробу, в борьбе с самим собой, он научился ждать — обе его ипостаси научились. И та, что ушла в небытие, и та, что пребывало сейчас на этой земле.

Его земле.

Стук в дверь отвлёк Императора от карты. Что такое?..

— Ваше Величество, — охранник глядел на него чуть виновато, кажется, ожидая, что его повелитель будет недоволен. — К вам Её Высочество…

Марианна? Что ей нужно?

— Пусть зайдёт, — спокойно бросил Император.

Императорская Печать сверкала у него на груди, ослепляя своим блеском, и этот блеск стирал из сознания крамольные мысли. Почти стирал. Наверное, дело в том, что она — его кровная родственница? А может, и не в этом.

— Говори, — голос Люция был низким и хриплым; такой редко бывает у нормальных людей. Марианна чуть не вздрогнула от звука этого голоса. Прошло уже столько дней, столько событий, а она так и не привыкла…

— Я… — на секунду ей показалось, что она не сможет сказать, испортит весь план, шитый белыми нитками, испугается и останется дома… Затем она переборола себя. — Я еду с тобой.

Люций поднял бровь.

— С какой стати, дитя? Что тебе делать в театре боевых действий?

Ответ, разумеется, был заготовлен заранее. И, разумеется, у Марианны не было никакой уверенности, что эта уловка сработает.

— Это моя страна, — она пожала плечами. — А ты, каким бы могущественным ни был, не сможешь сделать всё в одиночку.

Он молчал, продолжая смотреть на него, и Марианна чуть запнулась. Буквально на миг.

— Мы… как-то не так начали, — продолжила она затем. — Из-за всего, что произошло, из-за этой внезапности, из-за смерти моего отца…

— Ложь, — оборвал он её. — Ты пытаешься облечь свои амбиции в красивые слова.

Марианна медленно сглотнула.

— Может, и так, — пожала она плечами, стараясь не выдать волнения. — Но разве я не имею на это право? Я твоя правнучка. Твоя плоть и кровь, наследник твоего рода. Я имею на эту власть такие же права, как и ты — ни больше, ни меньше.

Если она сейчас не сможет его убедить, если она останется тут… О, Родион не проиграет только лишь по этой причине. Разумеется, он тут же обо всём узнает, и придумает запасной план, и попытается всё переиграть… Родион без неё не пропадёт.

Вот только она так и не сделает ничего.

Ей это было нужно не ради Родиона. Не ради народа и осквернённой столицы. Ради себя — чтобы доказать себе, что она может, что она на это способна.

— Звучит как прямая угроза мне, — отозвался Император. — А ещё звучит как великая глупость.

— Глупость?

— Думать, что ты равна мне, — на спокойном лице появилась пара снисходительных морщин. — Ты никуда не едешь. Тебе нечего делать на войне.

Проклятие.

Нет, ей нельзя доверять.

Император отстранённо глядел на свою правнучку. Слабость — вот что это такое. А он, как известно, ненавидел слабости.

Даже прежний он, и то не был таким… таким. Слабым, недисциплинированным, и при этом самоуверенным до абсурда. Она правда считает, что кровное родство с ним даёт ей какие-то преимущества?

Всё, что это родство даёт — повод стыдиться. Того, во что превратился некогда великий род за всего три поколения. Его сын уже тогда был лишь жалким его подобием; внук был полной тряпкой, неспособной даже осознать, что такое настоящая власть, жил как тряпка и умер как тряпка. Ну а Марианна…

Вот оно логичное завершение этой цепочки. Самовлюблённая, избалованная девчонка. Хочет только получать, но не отдавать. И откуда это взялось?..

Конечно, это естественно, что никто из его потомков не смог сравниться с ним. Такие, как он — по-настоящему великие, непревзойдённые — рождаются раз в тысячелетие. Даже прежний он был для них недостижимой величиной, и он не винил в этом своих потомков — нельзя догнать совершенство. Но можно же хотя бы быть не таким… убогими!

Он глубоко вздохнул, глядя на правнучку.

— Ты ещё здесь? — поморщился он. — Что-то неясно? Ты никуда не едешь.

В глазах Марианны зажёгся огонь злости и протеста.

— Нет, — выплюнула она. — Это тебе неясно. Я сказала, что еду с тобой, и я еду с тобой.

—…ты можешь командовать слугами, народом, — она сама не верила, что произносит эти слова, — но не мной. Я — не твоя подданная. Я дочь Императора, и мне нельзя так просто приказать.

Марианна изо всех сил старалась не показать, что её голос дрожит, что она боится реакции Люция на её слова.

— Я поеду туда, потому что Империя — это и моя страна, — твёрдо произнесла она. — Потому что раны, нанесённые республиканцами, волнуют не тебя одного. Потому что… ты и сам понимаешь, почему.

Патриотический бред. Разве он в такое поверит? Он же видит её насквозь, буквально насквозь, вместе с её глупыми планами, с инструкциями от Родиона…

Императорская Печать тихо поблёскивала на груди Люция. Казалось бы, два шага вперёд, протяни руку и сорви. Вот только…

Ох. Марианна, ты же сама прекрасно знаешь, что будет в этом случае. Он оторвёт тебе протянутую руку, и неважно, успеет она коснуться Печати, или же не успеет.

— Поэтому я, — Люций молчал, и она заговорила вновь, нажимая на каждое слово, — еду с тобой. Потому что я так решила. Потому что я имею полное право так решать.

Глупая девчонка решила поиграть в принципы и попытаться изобразить характер.

Тщетная забота. У таких, как она, нет никакого характера и не может быть. Она показывает зубки, думая, что это и есть сила воли, что впечатляет его, но стоит хоть немного надавить — и весь этот подростковый протест слетит, как шелуха.

Слишком много своеволия. Слишком много непредсказуемости, которая может пойти в любое русло, а непредсказуемость есть слабость.

Император слегка качнул головой. По-хорошему, запереть бы её в личных покоях и не выпускать — по крайней мере, пока он не вернётся в столицу — но…

Снова непредсказуемость.

Можно закрыть её и поставить охрану у дверей, но где гарантия, что охрана в его отсутствие не послушается приказа «императорской дочки», «королевской крови», и не отопрёт двери? Можно запереть её где-нибудь поглубже, но и тут этой гарантии снова нет.